Кристофер Истланд снова склонил голову, на этот раз пряча торжествующую улыбку. Он понял, что выиграл.
— Следуя заветам пророка Экклезиаста, небесного покровителя нашего ордена, сим поручаю вам, брат мой доктор Истланд, предпринять все возможные силы для сбора любых сведений о найденном на Акчиме могильнике, о скрытом в нем существе, его целях и способностях, а также обо всех прочих существах, с которыми вам довелось столкнуться, — торжественно сообщил настоятель. — Орден готов оплачивать все ваши расходы, связанные с сим поручением и оказывать иную необходимую поддержку. Не скрою, брат мой, все мы заинтересованы получить не подтверждение, а опровержение вашего первого доклада. Уж очень странным и непривычным рисуется мир в вашем изложении. Однако мы не можем отбросить в сторону найденные и научно подтвержденные факты о своем происхождении только потому, что они кажутся нам слишком сложными или нарушают привычные теории мироздания. Как того требует Вторая Заповедь Господа, дарованная пророку Моисею, ваша теория, брат мой, должна либо получить научно обоснованное опровержение, либо быть признана достоверной истиной, повествующей о нашем происхождении. Ступайте, брат мой. Я надеюсь в ближайшее время получить от вас доклады, содержащие подробные и обильные сведения, которые позволят сделать более обоснованные выводы и провести независимые исследования. Да пребудет с вами удача…
Садоводство «Вишневик» в семи километрах от Корзова показалось Варнаку самым удобным из всех возможных для «лежки» мест. И город недалеко — даже пешком в любой момент за пару часов дойти можно, — и лес вокруг влажный и густой, почти непролазный. Видать, каждую весну затапливается, на половину лета превращается в болото, а потому к осени в нем ни грибов, ни ягод искать смысла нет. Да и дрова все трухлявые, больше намучишься собирать, нежели тепла получишь. Яркое наследие заботливой советской власти, обожавшей давать труженикам дачные участки в самых что ни на есть невыносимых неудобьях — на болотах, каменных суглинках и солончаках. И, разумеется, извечным трудолюбием русским мертвые пустоши неизменно превращались в цветущие сады и обильные огороды. А болота или солончаки окрест оазисов как были мертвыми, так и оставались.
Однако негодные для грибов и ягод болотины давали безопасный приют множеству уток, прочих мелких птиц и всякого водяного зверья, часть которого оставалась в гнездовьях и норах и после пересыхания топи. А значит, Вывею тут было где порезвиться и безопасно отдохнуть. После московского асфальта и газонов с кустами наперечет — настоящий земной рай!
Варнак искренне радовался здешней благодати вместе со звериной своей сущностью, но для себя предпочел бы укрытие более человеческое. Хотя бы комнатку с одной кроватью и душевой во дворе. Однако объявлений о сдаче внаем на столбах и стендах, увы, не наблюдалось. Вестимо, владельцы маленьких хаток предпочитали отдыхать в них сами, а обладатели больших особняков не нуждались в мелкой копеечке, которую можно снять с забредшего в такую глухомань квартиранта.
Еремей бродил по длинным, поросшим ивами, садоводческим линиям, с надеждой вчитываясь в бумажки на заборах и калитках и колеблясь между желанием нагло забраться в какой-нибудь из заброшенных домов с выбитыми стеклами, и мыслью выкатить спрятанный в кустарнике у ручья мотоцикл и поехать поискать удачи в другом поселке. Он уже почти решился переехать к соседнему селению, когда вдруг услышал тихую жалобную просьбу:
— Пропустите, пожалуйста, мальчики… Не мешайте.
Бывший спецназовец вздохнул, вспоминая слова полковника Широкова о том, как охотно находят Еремея Варнака неприятные приключения даже в самых тихих безопасных местах, и повернул на звук, шагая прямо через участки, благо высоких заборов в садоводстве, соблюдая доисторические советские правила, никто не ставил.
«Приключение» оказалось совершенно безобидным. Утонув в облаке пивных паров, трое парией призывного возраста окружили бледную очкастую девицу повышенной упитанности, стриженную «под мальчика» и одетую в длинное серое платье, да вдобавок еще и с холщовой сумкой. По возрасту — старшекурсница, по виду — монашка-монашкой из категории «собирательниц на восстановление». Возможно, таковой она и была, ибо один из мальчишек, дергая ее за рукав, звал на танцы вместо молитвы, а другой предлагал спеть им мантру прямо сейчас. Третий был занят — посасывал пиво из полупустой бутылки.
— Пропустите, мальчики. Вы ведь люди. Люди должны быть добрыми друг к другу!
Парни дружно расхохотались, и Варнак не утерпел:
— Веселитесь, ребята? — спросил он, втискиваясь в середину. — Можно, я тоже с вами?
Он решительно забрал бутылку и вылил остатки пива на голову его владельца. Засмеялся в меру своего артистического мастерства. Получилось, наверное, не очень, поскольку парни отчего-то загрустили:
— Мужик, ты чего, охренел? Тебе звездюлей навешать?
— А чего, разве не смешно получилось? — удивился Еремей, отступая чуть назад и влево, чтобы все трое были у него на виду. — Ну, тогда прощения просим. Будем веселиться по старинке. Кто кому чего и больше навешает. Чего застыли? Начинайте!
— Да они безобидные совсем, брат мой, — неожиданно вступилась толстушка. — Они ничего плохого не думали.
— Так и я ничего плохого не сделал, — развел руками Еремей. — Видишь, даже пальцем никого не тронул.